---

Глава девятая
Малик закричал снова… и снова… и снова…

Он кричал, несмотря на то, что никто больше не мог услышать его здесь, в святой святых его хозяина. Он молил освободить от мучения, хотя и знал, что никто не придёт, пока Примус не захочет этого… если это вообще когда-нибудь произойдёт. В силах хозяина было сделать так, чтобы боль Малика длилась вечно.

Страх заставил высшего жреца закричать с новой силой.

Затем, без предупреждения, боль исчезла. Со вздохом Малик упал на каменный пол. Твёрдость пола поразила его, ибо он мог поклясться, что плывёт в море игл и пламени.

-Я мог бы послать однолетнего новичка вместо тебя, и достиг бы отличного результата,- раздался голос Примуса. В нём не было того мягкого спокойствия, к которому привыкли верующие, внимающие верховному священнику. Малик, тем не менее, хорошо знал этот холодный тон. Хотя он и был раньше всегда адресован другим, не ему.

И те, кому этот тон был адресован, уже никогда не покинули эту комнату.

-Я так разочарован в тебе,- продолжал Примус.- Я возложил на тебя такие большие надежды, мой Малик, такие большие надежды! Кто был моим любимчиком гораздо дольше, чем любой другой смертный?

Малик знал, что вопрос не был риторическим.

-Я б-был, о Великий...

-Да… да, ты был, мой Малик. Твоя жизнь длится вдвое дольше жизни любого человека, и, вспомни, ты сам наблюдал преждевременный уход нескольких других…

Теперь высший жрец Ордена Мефиса и вправду ожидал, что пришёл его конец. Он взглянул вверх, желая увидеть своего хозяина в последний раз.

Примус посмотрел вниз на слугу со своего огромного кресла, тишина длилась так долго, что Малик начал дрожать, несмотря на его попытку выглядеть уверенным даже пред лицом смерти или даже худшего, чем смерть. Обычно хозяин так задумывался, когда прорабатывал что-то особенно ужасное.

Величественный муж встал и размеренными шагами подошёл к своему потерпевшему поражение подчинённому. Примус смотрел на Малика так, словно обдумывал что-то. Впервые с тех пор, как высший жрец заставил себя вернуться в Великий Храм, он позволил себе тень надежды. Будет ли ему дарована отсрочка?

-Я много вложил в тебя, мой Малик,- голос Примуса ещё больше омрачился. Каждый слог был ядом, каждое слово – гибелью. Высший жрец снова опустил голову, уверенный, что после всего меч ещё опустится на неё.

Вместо этого рука хозяина потянулась за его рукой. Дрожа, Малик протянул её. Примус помог ему встать.

-Я – его сын, мой Малик, и отвечаю перед ним так же, как ты отвечаешь передо мной! На этот раз я дарую тебе жизнь, ибо в моей голове есть вопросы, которые даже ты не можешь понять, те, что могут касаться этого существа по имени Ульдиссиан…

-Воистину я благодарен, хозяин! Я живу только для того, чтобы служить тебе! Клянусь!

Всё ещё держа руку Малика в своей, Примус кивнул.

-Да… это так… и чтобы ты помнил об этом, я даю тебе долговременный подарок.

Высший жрец снова закричал, когда его захваченную конечность словно объяло пламенем. К его потрясению и смятению, она начала искажаться и изгибаться, превращаясь. Ушли мягкая плоть и сухожилия, их место заняло нечто покоробленное, влажное и зелёное. Толстая чешуя обильно покрыла руку за запястьем. Пальцы скривились и покрылись когтями, два последних пальца срослись в один.

Мучение продолжалось долго после того, как закончилось заклинание. Примус не давал Малику упасть на колени. Он заставил священника стоять и смотреть на него, взор хозяина не давал слуге освободиться.

-Теперь на тебе моя метка, мой Малик… моя и моего отца,- Примус наконец отпустил его.- Отныне и навсегда.

Малик заколебался, но постарался не упасть. Раскачиваясь взад и вперёд, он продолжал смотреть вниз и, задыхаясь, сказал:

-В-велик Люцион, всемогущий и всезнающий… и ещё более велик его… его отец, блистательный и великодушный…- человек снова осмелился поднять голову.- Мефисто!

Люцион улыбнулся, его превосходные зубы внезапно заострились. Его выражение вдруг потемнело, но это никак не было связано со светом. Хотя это было всего лишь мимолётное виденье его истинной сущности, даже этого было достаточно, чтобы высший жрец побледнел так, как никогда.

Затем, так же быстро, как он изменился, Примус снова вернул свою приятную наружность. Он потянулся и положил руку на плечо Малика. Священник умудрился не вздрогнуть.

-Ты хорошо усвоил урок, мой Малик! Потому ты и остаёшься моим любимчиком. Пока. А теперь идём! Думаю, этот вопрос мы лучше разберём внизу…

-Как пожелаешь, о Великий,- сжимая свою искажённую, трепещущую руку, Малик занял место подле Примуса. Больше он ни чего не сказал – не хотел воскрешать гнев хозяина на него.

Тот, чьё истинное имя было Люцион, сын Мефисто, повёл Малика не к дверям в святую святых, но к стене позади трона. Когда они подошли туда, Примус прочертил в воздухе дугу.

Пылающая алая арка образовалась в стене. Она быстро удлинилась, её концы достигли каменного пола прежде, чем Малик успел сделать второй вздох. Когда это произошло, участок внутри неё исчез… открывая взору коридор в свете факелов, который опускался под землю наподобие какой-нибудь древней гробницы. Что было ещё более зловеще, вдоль самих стен шли многие ряды словно каменных стражей, чья жуткая броня даже отдалённо не напоминала броню надзирателей мира.

Когда Люцион и высший жрец Мефиса вступили в подземный коридор, зловещие стражи перевели на них свои взгляды. Ряды немедленно насторожились. Из-под чёрных шлемов, форма которых напоминала черепа безрогих баранов, выглядывали не глаза – чёрные впадины. Плоть воинов была цвета надгробий, а их нагрудники носили эмблему их нечестивого призвания – кровоточащий череп, пронзённый двумя мечами, оплетёнными змеями.

Малик хорошо знал их – ещё бы, сам выбрал многих в их ряды. В отличие от его хозяина, они не пугали его, потому что высшим жрецам было уготовано вести их во имя Примуса в день, когда Храм завоюет полную власть над Санктуарием и все притворства будут скинуты.

Санктуарий. Это название было известно немногим, большинство из которых не были человеческой плоти. Малик узнал правду о своём мере из уст хозяина, который был способен понимать реальность лучше, чем большинство других. В конце концов, разве не был он одной крови – если такое упрощённое определение было уместно – с Повелителем Ненависти, которого иные назвали бы демоном и кто был, вместе с его братьями Баалом и Диабло, хозяевами Пылающего Ада?

Идея добра и зла в её наиболее традиционном представлении уже давно перестала интересовать Малика. Высший жрец понимал только силу, а то, что представлял собой Примус, была несметная сила всего сущего. Разве не Трое собрались вместе, чтобы создать мир Санктуария и людей силой своего собственного воображения? И разве не были они обмануты тем, кого они считали своим союзником, и изгнаны из Санктуария на века? И всё же, несмотря на обман, они теперь вступили в мир своего собственного творения и скоро смогут вырвать его из лап того, кто когда-то украл его. Это проклятое создание верило, что у него теперь есть своё королевство, а с его обитателями можно играть, как он пожелает. Но он недооценил Троих и, по возвышенному мнению Малика, сына одного из них – Люциона – недооценил больше всех.

Именно Люцион по прошествии всего этого времени заставил предателя выйти из тени, сделал его присутствие видимым для них. Это был первый шаг по перехвату Санктуария и возвращению его в то состояние, в каком он должен быть по замыслу… место, в котором те, кто достоин – такие, как он – возвысятся, чтобы помогать Троим превращать всё сущее в отражение их истинного великолепия.

И для таких как Малик это означало больше силы, чем было у всех магических кланов и мелких знатных сошек вместе взятых.

Зачем именно в этой связи Примусу понадобился Ульдиссиан, даже высший жрец не понимал до конца. По мнению Малика, вероятнее всего было, что Ульдиссану уготовано стать первым в новом легионе воинов Троих. Какое ещё ему могло быть применение? Малик видел потенциал – он чувствовал потенциал – и потому считал, что прав. Фермер будет должным образом сломан, он будет готов поддаться воле Владыки Люциона. После этого он станет идеальным слугой, выполняющим все команды, какими бы ужасными они ни были.

«Точь в точь как морлу» – подумал священник.

Словно чтобы укрепить эту последнюю мысль, коридор наконец закончился. Искрящаяся завеса ядовито-зелёного, которую Малик хорошо знал, встала перед двумя.

Сын Мефисто снова сделал жест. Завеса превратилась в густой дым, который рассеялся… и под внезапный раздражающий лязг металла о металл им открылось логово морлу.

Так Люцион назвал своих солдат в бараньих масках. Морлу. Это было слово силы, два слога, пропитанных магией величия Примуса. Морлу были более чем просто фанатичны; они жили и дышали желанием Повелителя Ненависти. Они больше не спали, не ели. Морлу делали только одно – сражались.

И когда Малик и его хозяин вошли в огромную залу в форме чаши, вырытую глубоко под землёй великого храма, они застали морлу как раз за этим занятием. Освещённая густыми жгучими реками расплавленной земли, текущими в случайных направлениях по огромным трещинам, сцена была кошмаром, достойным демона. Несметное море заключённых в броню тел рубили и хлестали, и резали, и отталкивали друг друга с крайней несдержанностью и полнейшим весельем. Каждый воин кровоточил от множества глубоких разрезов на своём теле. Конечности лежали оторванными на залитой сукровицей земле. Трупы были во множестве разбросаны повсюду в пределах видимости. Малик наблюдал головы, откатившиеся далеко от туловищ, рты – если челюсти ещё были на месте – были всё ещё открыты в предсмертных криках. У многих лиц не хватало глаза или двух, носа или уха, и они при этом совсем не отличались от большинства живых, которые, столь же искалеченные и безобразные, были вовлечены в битву и потому не обращали на свои раны никакого внимания.

Куски других частей тела плавали или лежали на берегах лавовых рек, и с каждым вздохом их всё больше добавлялось рьяными бойцами.

Быстрое изучение сцены внизу давало понять, что в их борьбе не было ни ритма, ни причины, ни различимых сторон противостояния. У морлу не было такого. Каждый воин сражался за себя, объединяясь с себе подобными лишь на столько, сколько было нужно, чтобы выполнить какую-то общую задачу… сразу после чего они, как правило, обрушивались друг на друга. Они с радостью убивали друг друга с тем же титаническим напряжением, с каким они бы разделывались с любым внешним врагом. Только против внешнего врага они по-настоящему объединялись, ибо этого от них больше всего хотел владыка. Они были созданы становиться чумой для тех, кого нельзя было обратить, кто наверняка пошёл бы служить предателю, по своей воле или будучи обманутым.

Люцион взглянул наверх, хотя Малик и знал прекрасно, что могучего спутника его совсем не интересовали каменные образования. Примус смотрел за пределы видимого смертными, в то место, какое никакие тренировки не могли бы открыть взору высших жрецов или других простых людей.

-Мы хорошо подобрали время для визита. Час близок, мой Малик,- проговорил Примус с тоном, напоминающим любовь отца, который гордится за своих детей.- Давай остановимся и насладимся красотой всего этого, пока оно обновляется…

Опуская глаза на катастрофическую картину внизу, Владыка Люцион указал на самый центр, где продолжалась самая кровавая резня. В самой середине чёрный драгоценный камень размером почти с человека был установлен на треугольной колонне из мрамора с красными прожилками. Немудрено, что он назывался «кровавым мрамором». Хозяин Малика назвал камень Поцелуем Мефисто, хотя священник и имел из прошлых замечаний основание полагать, что когда-то он был назван в честь другого, о ком Владыка Люцион не говорил.

-Смотри, мой Малик…

Словно само время замерло, каждый воин морлу внезапно застыл на месте. Клинки остановились наполовину вонзённые в животы. Отрубленные головы застыли в падении с опустевших шей. Над огромным логовом нависла полная тишина.

Поцелуй Мефисто испустил вспышку чёрного света. Не темноты, но совершенно, непроницаемо чёрного света.

И когда этот свет прошёл сквозь сражающихся и падших, они стали искажаться и изменяться, словно их кости стали жидкими. Потерянные конечности взлетели вверх, чтобы встать на свои места, зияющие раны затянулись. Изувеченные трупы зашевелились, вновь оживлённые. Малик, наблюдая за этим, вспомнил о своём собственном недавнем изменении и стиснул обезображенную руку.

Ряды морлу воссоздавали сами себя. Даже из выпускающих пар глубин магмовых рек появлялись воскрешённые воины. Их броня сначала ярко сияла жгучим жаром, в котором искупались их трупы, затем становилась гнетуще чёрной.

Для Малика было чудом это поднятие мёртвых и исцеление раненных, хотя он и знал, что в некотором роде это не было тем, чем казалось. Камень не обладал способностью возвращать к жизни останки смертных. Те морлу, которые были убиты сегодня или раньше, на самом деле больше не были людьми. Это были трупы, оживлённые нечистым величием Мефисто по воле его сына, Люциона. Они были наполнены демонической сущностью, которая имитировала некогда существовавшую жизнь. Каждый новый воин морлу быстро пополнял ряды оживлённых – таким жёстким было непрестанное сражение – но они считали это честью, веря, что их души каким-то образом всё ещё являются частью всего этого.

Но что воистину случалось с этими душами, наверняка знал только Повелитель Ненависти – во всяком случае, там думал Малик.

В считанные секунды поле снова было заполнено неустанными бойцами в исходной боевой готовности. Некоторые из них рычали друг на друга или размахивали мечами, булавами, топорами и другим оружием перед возможными противниками. Кровь, которая покрывала большую часть местности, впиталась в каменистую землю. Всё выглядело так, будто битвы никогда не происходило.

-Демос…- прошептал Владыка Люцион.

Из дальней части пещеры, из глубины рядов появился особенно крупный и абсурдный морлу и посмотрел на двоих. Внезапно он поднял свой огромный меч и издал гортанный крик, приветствуя своего хозяина.

Примус кивнул, а затем поднял одну руку с оттопыренными пальцами. Демос кивнул и начал пробираться сквозь ряды вздымающихся тел. Без предупреждения он схватил одного за ворот и вытянул его с его позиции. Морлу последовал за Демосом, тогда как выбранный Примусом командир стал выискивать следующего. Таким способом были выбраны пятеро, которые пошли за Демосом туда, где их ждали Люцион и Малик.

-Великий хозяин…- прохрипел Демос, встав на одно колено. Его голос был голосом любого морлу, убитого единожды. Он звучал так, будто, несмотря на все усилия, тёмная сущность внутри не могла полностью притвориться человеком. Голос Демоса никогда не сошёл бы за голос смертного.

Позади главного морлу пятеро остальных тоже преклонили колени. Люцион тронул верхнюю часть бараньего шлема, давая своё благословление. Тогда Демос повернулся к Малику:

-Высший жрец…

Малик повторил жест своего хозяина.

-Встань, Демос,- приказал сын Мефисто. Когда старший морлу подчинился, Примус сказал.- Ты под начальством высшего жреца. Будешь подчиняться ему во всём.

-Да, Великий…

-Добыть нужно живых и мёртвых, Демос. Ты понимаешь разницу.

Фигура в шлеме кивнула. Малик знал Демоса по прошлой надобности. Шлем только частично скрывал лицо, которое выглядело так, словно Поцелую Мефисто не удалось полностью его переделать. От носа ничего не осталось кроме зияющих дыр, а нижняя челюсть Демоса, похоже, принадлежала другому, более крупному созданию – возможно, медведю. Впадины, которые когда-то были глазами, находились на разном уровне. Тем не менее, не считая того, что у него больше не было глаз, Демос мало изменился с тех пор, как впервые был принят в живые ряды новых морлу. Он был когда-то особенно уродливым человеком, как внутри, так и снаружи, и даже после его душа опровергала пословицу, что не стоит судить о книге по обложке. В самом деле, было мало разницы между смертным Демосом и тем, что ныне занимало его оболочку.

-Высший жрец покажет, кого надо сохранить, кого – убить,- продолжил Люцион. Затем, к удивлению Малика, повелитель демонов добавил.- Но тебе также придётся быть настороже с другим.

-Другим?- выпалил священник, вдруг вспоминая что-то из того, что он твердил своему повелителю в защиту своей неудачи, когда Примус его наказывал.

В голосе Примуса прозвучала нотка, которую Малик не слышал в нём за все годы служения великому. Это прозвучало почти как… неуверенность? Но нет, быстро решил человек, этого не может быть. Люцион никогда не бывает не уверен.

Никогда…

-Я почувствовал…- сказал сын Мефисто после не менее тревожной тишины,- …что не всё является тем, чем видится на поверхности. Здесь есть некое вторжение, некто… другой…- он умолк, внезапно погружённый в размышления.

Морлу беспокойно зашевелился, а Малик всё больше тревожился. Хозяин обычно так не делал. Он никогда не останавливался, никогда не колебался.

Что происходило? Кто был этот другой?

Малик снова вспомнил свои собственные подозрения по время неудачной стычки с фермером. Его одолела невероятная сила, какой владел простак Ульдиссиан, сила, совмещённая с умением, каким глупец не должен был обладать. Высший жрец гадал, не стояло ли что-то за этим, всё ли обстояло так, как казалось.

А теперь… а теперь Малик подозревал, что Владыка Люцион думает так же. Владыка Люцион, похоже, поверил в его историю.

Сын Мефисто покачал головой, его лицо чудовищно потемнело.

-Нет… этого никак не может быть,- тёмное выражение исчезло, оставляя место полной убеждённости, к которой Малик больше привык. – Вы будете знать,- внезапно и спокойно продолжил Примус, обращаясь одновременно к священнику и Демосу.- На этот раз вы будете знать. С этим нужно покончить. Фермер – этот Ульдиссиан уль-Диомед – должен быть сохранён, но этого и всего остального вокруг него должно не быть. Это понятно?

Главный морлу склонил голову в знак подтверждения. Малик кивнул, его человеческая рука всё ещё сжимала превращённую.

Люцион заметил это. Благожелательно улыбаясь, он сказал человеку:

-Это во истину мой подарок тебе, мой Малик. Вот увидишь. Вот увидишь…

Это заявление ободрило высшего жреца. Малик по-новому посмотрел на жуткий отросток. Его хозяин ничего не делал просто так. Так что же, настоящий подарок? Он мог изгибать пальцы так же легко, как и старые, в некоторых местах даже так, как раньше было невозможно. Боль тоже наконец-то начала стихать. Что любопытно, священник стал себя чувствовать сильнее, чем был раньше.

Соединяя пальцы, сын Мефисто закончил:

-Теперь пора заново начать поиск того, кого зовут Ульдиссианом. Я не потерплю неудачи; это понятно?

Снова Малик и Демос без слов выразили понимание.

-Тогда это всё. Отправляйтесь немедленно.

Отобранные морлу собрались позади Малика, который поклонился хозяину. Пыл сменился страхом в сердце священника. Он тихо клялся, что преподнесёт Ульдиссиана уль-Диомеда Владыке Люциону, даже если придётся прибить фермера так, что в нём останется лишь одна искорка жизни, достаточная для использования Примусом.

Уводя Демоса и остальную пятёрку морлу, Малик думал также о вторжении другого, о котором говорил его хозяин. Независимо от того, какой силой оно владело, Владыка Люцион не желал от него ничего. Он хотел, чтобы оно было уничтожено, не сохранено. У высшего жреца было острое ощущение, что его хозяин знает, что – или кто – это был.

Малик был не из таких, кто предаёт своего хозяина. Он был не настолько глуп. И всё же, конечно никакого вреда не будет от того, если он узнает, чем является это нечто. Затем, когда его любопытство будет удовлетворено, он позволит морлу уничтожить это.

Вся надежда была на глупость фермера…

***
Люцион не видел, как ушёл Малик. Он знал, что можно не сомневаться в повиновении священника. У смертного не было другого выбора.

Легионы морлу продолжали выказывать нетерпение, но они могли подождать. Он не сказал своим слугам всего, не поделился с ними истинным ходом своих мыслей.

«Этого не может быть, - спорил он сам с собой.- Этого не может быть… её. Она не может быть здесь…»

И это заставило его думать о другом, о том, с кем он играл в эту игру контроля над разумами и душами смертных. Тот был так же мало похож на них, как и он. Могло ли быть, что его враг принимает в этом какое-то участие? Был ли это план выбить Люциона и его отца из равновесия? Это определённо было больше похоже на правду, чем возможность, что она была здесь.

Он ещё не сказал своему отцу. Точно так же, как Малик разумно боялся наказания Примуса, так и Люцион боялся гнева своего господина. Его собственная чудовищная природа бледнела в сравнении с природой Повелителя Ненависти. Нет, сейчас Мефисто нельзя говорить.

Но если это была она… то рано или поздно Люциону придётся предстать перед отцом.

«Я должен выяснить больше». Чего он не сказал Малику, так этого того, что, умри или выживи тот после очередного столкновения с фермером, священник раскроет Люциону правду об этой второй силе, использующей человека, чтобы скрыть своё присутствие. Малик был связан своей новой рукой со своим хозяином больше, чем он предполагал. Рука обладала такими способностями, которые могли уничтожить даже её… ценой его человеческой оболочки, конечно же. Люцион считал Малика особенно полезным, но эта потеря оказалась бы малой, если бы была осуществлена во имя защиты Санктуария, особенно от неё.

Пытаясь умерить тревогу, Примус кивнул ожидающим внизу воинам.

Издав совместный крик, морлу снова кинулись друг на друга. Металл залязгал о металл. Сотня воинов была убита на первом вздохе. Кровь залила пол огромной залы, и крики раненных отдавались музыкой в ушах их хозяина.

И всё же, несмотря на наслаждение бесконечной резнёй, устроенной его пылкими слугами, мысли Люциона продолжали возмущаться возвращением к предыдущей теме. Это не может быть она; это никак не может быть она. Она ушла, либо изгнана навсегда, либо мертва. Не в её силах было побороть ни то, ни другое. Он знал её достаточно хорошо, разве нет? Разве не был он когда-то близок с ней настолько, как почти никто другой? Только двое, возможно, знали её лучше, чем Люцион, и одним из этих двоих был его отец.

Вторым был его неприятель… который стал причиной её падения.

Что вновь подвело к вопросу, на который Люцион хотел знать ответ.

Не является ли это неким его планом… знает ли он тоже об её возможном возвращении?

Конец девятой главы

---

Только для ознакомительного чтения. Все права на книгу принадлежат её автору и компании Blizzard Entertainment.