Глава двадцатая
Первым его прибытие ознаменовал невидимый хор. Совершенные голоса воспевали свои бессловесные хвальбы, судя по всему, во всех направлениях. Они услаждали и пугали одновременно, ведь хотя и тронули даже сердце Ульдиссиана, они также напомнили ему, что вслед за ними придёт Пророк.
И действительно, сразу, как только эдиремам довелось услышать невидимых певцов, из Собора изверглось пламя удивительного света. Свет рассеял облака в том направлении. Он был ослепительным, однако никто из тех, кто смотрел на него, не мог отвести взора.
И в средине этого света златая фигура Пророка,– едущего в сверкающей алмазной колеснице, ведомой двумя крылатыми лошадьми,– материализовалась в нескольких ярдах над испуганными повстанцами. Блистательный юноша был облачён для битвы, его броня блистала, сверкающий, украшенный каменьями меч, свисающий сбоку, был достаточно остр, чтобы резать сам воздух.
Он потянул за поводья, заставив колесницу остановиться, всё ещё в нескольких футах над землёй. Пророк оглядел эдиремов.
-Мои заблудшие дети,- начал он, грустно улыбаясь.- Сбитые с пути так несомненно, словно постарались демоны…
Где-то позади Ульдиссиана мужчина всхлипнул. Сын Диомеда поспешил успокоительно коснуться разумов всех своих последователей.
Инарий отошёл на несколько шагов от колесницы, которая после этого исчезла. Он медленно спустился на землю, словно сходя по несуществующим ступеням. Когда он это сделал, ослепительное свечение усилилось.
-Да падут на колени те, кто ищет моего прощения,- повелел Инарий.
Зная о том, что даже малейшее слово, произнесённое ангелом, имеет селу неоспоримого приказа, Ульдиссиан беззвучно проревел: «Продолжайте стоять!»
Ульдиссиан сам не был до конца уверен, был ли выполнен его приказ, но выражение Инария становилось всё более разочарованным. Этого было достаточно, чтобы подбодрить смертного.
-Так много упорных неверующих…слишком много,- Пророк сложил кончики пальцев и покачал головой.- Слишком много неверующих. Мир должен быть очищен.
И когда он снова раскрыл ладони, жгучая белая энергия обволокла Ульдиссиана и остальных.
Брат Ульдиссиана попробовал встать, но тело должным образом не слушалось его. Теперь он понял, что его ударили по голове магией. Его продолжающийся разброс мыслей и слабость были не случайными.
Испуская рык, Малик вырвал из захвата Ахилия руку, держащую кристалл. Он немедленно выбросил ладонь в бок лучника.
Зная о том, к чему это приведёт, Мендельн охнул. Он вскарабкался на ноги, но недостаточно скоро, чтобы остановить грязную работу высшего жреца.
Но Малик и Ахилий просто стояли, прикованные взглядом друг к другу. Изо рта Йонаса вырвались слова гнева и некоторого смятения:
-Невозможно! Я не могу вселиться в тебя! Я не могу сделать твою жизнь моей!
-Твой хозяин…Люцион…уже это сделал,- пробормотал Ахилий.- Нет никакой…никакой жизни, чтобы забирать…ублюдок!
-Тогда есть другие способы избавиться от тебя!
Каким-то образом Мендельн умудрился броситься на пару. Он налетел на спину Малика как раз тогда, когда тот пробормотал нечто, что заставило красный камень ярко вспыхнуть.
Ахилий упал назад, словно его ударила молния. Однако в процессе он выхватил кинжал Мендельна. Брат Ульдиссиана и Малик полетели на склон временного холма.
Мендельн сделал единственное, что пришло ему на ум. Он соскрёб немного грязи и бросил её Малику в лицо.
Высший жрец закашлял: большая часть грязи наполнила его рот и нос. К сожалению, его хватка ослабилась ненамного.
Но всё же этого было достаточно, чтобы Мендельн немного пришёл в себя. Раз дух не давал ему говорить, он сосредоточился на единственной вещи, которая могла послужить ему. Ему удавалось это прежде. Если бы это сработало сейчас…
Костяной кинжал материализовался в его левой ладони.
Мендельн погрузил его в тело, некогда принадлежавшее Йонасу, молясь о том, чтобы задеть какую-нибудь жизненно важную для Малика точку. На беду, Малик попытался заблокировать его руку, и клинок погрузился ниже, в область, прокол которой, знал брат Ульдиссиана, мог нанести небольшой вред высшему жрецу, но определённо не мог его уничтожить.
Однако призрак дико завыл, как только лезвие коснулось его,– так дико, на самом деле, что Мендельну пришлось отпустить кинжал и прикрыть ладонями уши. Из того, что когда-то было ртом Йонаса, вырвался ветер, который ударил по фигуре в чёрной мантии, словно торнадо.
Несмотря на то, что кинжал всё ещё был глубоко погружён в нижнюю часть его туловища, Малик сумел подняться. Правда, он не перестал выть от боли. Лицо Йонаса стало комичным подобием самого себя: глаза распахнулись слишком широко, рот стал зияющей дырой достаточных размеров, чтобы проглотить небольшого ребёнка, и продолжал расти.
Выпученные глаза гневно взирали на клинок. Густая кровь капала из раны, но на взгляд Мендельна порез не должен был быть смертельным. Наконец он понял, что происходит. Сам кинжал был приговором для жуткой тени: его магия медленно, но верно, поглощала её.
По-видимому, Малик тоже это понял, ибо, хватая рукоять одной рукой, он отчаянно попытался вытащить кинжал. Боясь, что произойдёт в случае, если ему это удастся, Мендельн снова кинулся на высшего жреца. Он угодил Малику как раз под дых. Брат Ульдиссиана приложил обе ладони к Малику, пытаясь не дать тому вытащить кинжал.
Всё ещё воя, призрак другой рукой потянулся к глазам Мендельна. Мендельн заставил себя вынести атаку Малика. Вой стал более устойчивым; Мендельн был уверен, что если кинжал продержится ещё немного…
Голова Малика изогнулась назад так, как не под силу её изогнуть смертному. Кость хрустнула – Мендельну стало плохо от этого звука. Но омерзительная фигура всё вопила.
Затем густое чёрное вещество вроде смолы брызнуло изо рта Малика. Оно взлетело в воздух над братом Ульдиссиана, извергаясь из того, что когда-то было Йонасом, наподобие гейзера. Действие сопровождалось вонью, которая напомнила Мендельну запах мертвечины и гнилых овощей, смешанный воедино.
Излетели последние остатки. Фигура перед Мендельном покачнулась, после чего труп, словно пергамент, свалился ему в руки.
Сверху раздался один последний, продолжительный вопль. Наконец он завершился, когда плывущая чёрная смола растворилась, словно дым.
Но приложенные усилия были слишком велики для Мендельна. В его голове стучало, как никогда. Головокружение охватило ученика Ратмы. Даже веса истощённого тела он не мог вынести. Брат Ульдиссиана повалился навзничь, труп свалился поперёк него.
Мендельн потерял сознание ещё до того, как ударился о землю.
***
Эдиремов разметало, словно листья, когда Пророк развёл руки. Даже Ульдиссиана чуть не снесло. В конце концов он погрузил ноги в обожжённую землю и стал наступать вопреки грозному заклинанию ангела.
Борясь с работой Инария, он старался не терять связи со всеми и каждым из своих людей, подбадривая их и направляя. Благодаря Ульдиссиану эдиремы вновь стали обретать опору под ногами, и они, в свою очередь, помогали выстоять ему.
Стиснув зубы, Ульдиссиан выбросил вперёд руки. Он сосредоточился на Пророке.
Ветер немедля исчез, но не из-за того, что ангел прекратил штурм. Теперь это произошло из-за того, что сын Диомеда призвал стену из затвердевшего воздуха, которая растянулась по всей ширине обуглившихся лугов, укрывая всех, кто оказался за ней. Сила Пророка ударяла по своему творению с такой силой, что каждый мускул Ульдиссиана напрягся, но стена держалась.
Затем Ульдиссиан почувствовал лёгкое движение со стороны Инария. Бурный ветер стих, наконец совершенно прекратившись. Казалось, произошло нечто, что не нравилось Инарию, достаточно значительное, чтобы отвлечь его.
Хотя и не имея понятия, что бы это могло быть, Ульдиссиан тут же воспользовался задержкой. Он устремил невидимую стену на Пророка со всей силой, которую могла позволить совмещённая воля его и эдиремов.
Ландшафт вокруг златовласого юноши взорвался. Огромные куски грязи и камня полетели назад. Небо над Пророком на короткое время стало чёрным от сажи, которая некогда была злобной травой.
Инарий, чей великолепный шлем снесло с головы, сделал один шаг назад…этим дело и кончилось. Пока грязь дождём падала за его спиной, он посмотрел на Ульдиссиана. Пророк казался нетронутым, но его выражение изменилось. В нём теперь была ужасная холодность, которая чуть не заставила Ульдиссиана вздрогнуть.
-Какое бесстыдство!- взревел Инарий, голос был усилен его магией.- И какая глупость! Ты так высоко мнишь себя, ты, кто ничтожнее червя, роющего землю? Я предлагал тебе отпущение грехов, Ульдиссиан уль-Диомед, предлагал снова и снова, но ты остаёшься темнейшим из неверующих, надменнейшим из еретиков,- глаза вспыхнули, больше даже не притворяясь человеческими. Теперь это были пылающие глазницы ангела.- Тебе ничего не осталось, кроме как умереть.
Луга вспыхнули белым пламенем. Ульдиссиан закричал, когда священный огонь стал лизать его кожу. В дополнение он чувствовал ужас эдиремов, которых коснулась та же атака.
-Я очищу свой мир!- продолжал Инарий.- Я снова сделаю его безупречным!
Теперь крики остальных наполнили уши Ульдиссиана. Им всем было суждено сгореть заживо из-за того, что он крайне недооценил ярость Пророка.
«Нет» - картина столь многих убитых просто из-за веры в него и его слова в очередной раз причинила Ульдиссиану невыносимые страдания. Он не мог позволить им страдать за его грехи. Лучше уж он возьмёт страдания, которые Инарий уготовил им, и направит их на себя – того, кто заслужил их.
Представляя белое пламя, Ульдиссиан своей волей приказал ему охватить его одного. Он взял сумму чудовищного воздаяния Пророка и обрушил её на самого себя. Боль была свирепой, и казалось, что его кожа сдирается, однако Ульдиссиан принял пламя на себя.
Но когда он сделал это, случилось странное. Эдиремы знали, что у него на уме, что он хочет спасти их ценой своей жизни. Серентия была среди первых. Вместо того чтобы дать судьбе свершиться, она со своим меньшим умением попыталась погасить небесный огонь. К ней присоединились несколько других, затем всё больше и больше, и так до тех пор, пока почти все эдиремы не стали бороться за жизнь своего лидера.
И хотя им пришлось напрячься сильнее, чем они полагали своим пределом, в конце концов они устранили огонь Пророка. К дальнейшему удивлению, их сила мгновенно излечила суровые ожоги Ульдиссиана и восстановила его разорванные нервы.
Сумев осуществить такое чудо, эдиремы стали в свою очередь откровением для Ульдиссиана. Он воззрился на Инария, и конечно, может быть, ему и показалось, но ангел как будто бы слегка вздрогнул.
-Это больше не твой мир,- сообщил сын Диомеда Пророку голосом, так же усиленным.- И если ему суждено погибнуть сегодня, то хотя бы все будут знать, что погиб он свободным от тебя. Теперь мы сами по себе, Инарий, и в нашей силе и в нашей вере мы объединились против тебя, ангелов и демонов!
С этими словами Ульдиссиан прыгнул на Пророка.
То ли благодаря своей отваге, то ли промедлению со стороны Инария, или ангел просто хотел, чтобы он пришёл, но человек беспрепятственно достиг своего противника. Сверкающий юноша встретил вытянутые руки Ульдиссиана своими собственными, и они сцепились. Земля затряслась, когда их ноги прочно встали на землю, и первозданная энергия затрещала между ними.
-Ты отягощаешь свои преступления снова и снова,- тихо провозгласил Инарий ему в лицо. Глаза Пророка слепили, и в его совершенной улыбке больше не проскальзывала неуверенность.
Но Ульдиссиан не мог позволить внушительному виду пошатнуть его собственную уверенность. Подстраиваясь под тон Инария, он огрызнулся:
-Но раз для меня нет надежды увидеть твой свет, пора бы тебе прекратить лепетать и уже что-нибудь сделать.
Казалось, глаза ангела засверкали чуть сердитее. Больше он ничего не сказал, но внезапно земля под ногами Ульдиссиана начала сжижаться. Ступни человека уже погрузились до лодыжек, и он продолжал увязать.
Инарий надавил на него. Сила Пророка была несметной, и хотя Ульдиссиан мог поспорить с ней, его погружение ставило его во всё более опасное невыгодное положение.
Он сообразил, что всё ещё мыслит понятиями смертных, тогда как Инарий – нет. Ульдиссиан не должен был позволить своему погружению продолжаться; у него была сила сопротивляться.
Только подумав об этом, он воплотил это в жизнь. Ульдиссиан поднялся и снова взглянул прямо в глаза Пророку. Он почувствовал, что земля под ним отвердевает.
Мрачно ухмыляясь, Ульдиссиан развернул ладони и забросил Пророка высоко в воздух. Инарий крутился снова и снова, и какой-то миг Ульдиссиан предполагал победу.
Но во время падения Пророк превратился. Образ совершенного юноши объяло пламя. Завитки красочной энергии вырвались из спины, и он увеличился в размерах. Лицо вылилось в наполовину тень, наполовину маску.
Инарий выровнял свой полёт. Он парил над Ульдиссианом, излучая своё небесное величие. По своим ощущениям Ульдиссиан понял, что все остальные тоже видят истинное обличье Пророка.
Я БЫЛ ТЕРПЕЛИВ С ТОБОЙ, СМЕРТНЫЙ… Я ПОПЫТАЛСЯ СДЕРЖАТЬ СВОЮ ЯРОСТЬ И ДАРОВАТЬ ТЕБЕ БЫСТРУЮ И БЕЗБОЛЕЗНЕННУЮ СМЕРТЬ! НО ВОТ ТВОЯ БЛАГОДАРНОСТЬ.
Голос ангела потряс одновременно разум и душу Ульдиссиана. Ощущение были действительно такие, словно Инарий говорил изнутри его так же, как и снаружи.
ТЫ ОБРЁЛ ЭТО ОШИБОЧНОЕ ВЕРОВАНИЕ,- продолжал крылатый воин,- ЧТО МОЖЕШЬ ВЫБРАТЬ ЧТО УГОДНО, ТОЛЬКО НЕ СМЕРТЬ! ТЫ ПОЙМЁШЬ, ЧТО ДРУГОГО ПУТИ НЕТ… Я – САНКТУАРИЙ, И САНКТУАРИЙ – ЭТО Я! КОГДА ТЫ ПЫТАЕШЬСЯ ПЕРЕЧИТЬ МНЕ, ТЫ ПЫТАЕШЬСЯ ПЕРЕЧИТЬ САМОМУ МИРУ.
Снова поднялся ветер. Облака – больше не под контролем Ульдиссиана – закружились и заклубились с дикой страстностью. Земля вздыбилась, улеглась и снова вздыбилась.
Ульдиссиан чувствовал, что Инарий черпает силу из Камня Мира, и понял, как мало ангел использовал её до сих пор. Он был поражён и напуган тем, что наблюдал, и теперь понял, почему мятежник был так мало обеспокоен встречей с войском себе подобных. Как даже тысяча ангельских воинов – или в сотню раз большее число – могла противостоять такой мощи?
ТЫ ПРИЗНАЛ СВОЮ ОШИБКУ,- усмехнулся Инарий.- ХОТЯ И СЛИШКОМ ПОЗДНО!- Пророк широко развёл руки, словно хотел объять мир и всё, что в нём.- НО ТЫ ОКАЗАЛ МНЕ ОДНУ УСЛУГУ, УЛЬДИССИАН УЛЬ-ДИОМЕД! ТЫ ПОКАЗАЛ МНЕ, ЧТО ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ МОЙ МИР БЫЛ ТАКИМ, КАКИМ ДОЛЖЕН БЫТЬ, Я НЕ ДОЛЖЕН НОСИТЬ НАРЯДЫ, НЕДОСТОЙНЫЕ МОЕГО ВЕЛИЧИЯ! С ЭТОГО МОМЕНТА ВЕСЬ САНКТУАРИЙ УЗНАЁТ О МОЁМ ВЕЛИКОЛЕПИИ, МОЁМ СОВЕРШЕНСТВЕ, ВЕДЬ ТАКИМ ОТНЫНЕ БУДЕТ МОЙ ОБРАЗ.
C фарсом будет покончено. Если предположить, что Инарий одолеет всех своих врагов – теперь было ясно, что ничего невозможного в этом нет,– Инарий станет править единолично, полновластно, требуя полного подчинения от всех, кому он позволит жить. Пророк снял свою вуаль; все теперь узнают его и устрашатся его небесного гнева.
И все проклянут сына Диомеда за его неудавшиеся деяния, за его грехи против бога.
ДА БУДЕТ НАВЕКИ ОТМЕЧЕНО ЭТО МЕСТО, В КОТОРОМ МИР БЫЛ ИСПРАВЛЕН! ДА БУДЕТ ВОЗДВИГНУТО ЗДАНИЕ В ЧЕСТЬ НАЧАЛА МОЕГО ПРЕВРАЩЕНИЯ ЭТОЙ ЗАПУЩЕННОЙ ОШИБКИ В ВОПЛОЩЕНИЕ СОВЕРШЕНСТВА.
Инарий махнул рукой в сторону участка земли, перед которым стоял Ульдиссиан. Дрожание, которое возникло на этот раз, было гораздо сильнее всех предыдущих. Земля прорвалась с такой свирепостью, что Ульдиссиана подбросило высоко в воздух.
Вторым жестом ангел остановил полёт человека.
ГЛЯДИ…
Башня из грязи и камня выше любого здания, какие когда-либо видел Ульдиссиан – даже выше великого Собора, – сформировалась по указанию ангела. Увеличиваясь в размерах, она также перестраивалась. Возникли острые углы. Арочные окна выстроились линиями с каждой стороны. Великолепные барельефы и статуи – все Инария – полностью сформировались на стенах и у входа того, что скорее было святыней, чем новым восхитительным собором.
ВОТ У ЭТОГО МЕСТА, КОТОРОЕ Я НАЗОВУ ГЕТТЕРАКОМ – ВРАТАМИ РАЯ – БУДЕТ ОТМЕЧАТЬСЯ ЭТОТ ДЕНЬ…- Инарий посмотрел на своего пленника.- И ТЕБЕ, ЕРЕТИК, ТОЖЕ БУДЕТ ОКАЗАНА ЧЕСТЬ…ТЫ НАВСЕГДА ОСТАНЕШЬСЯ ЧАСТЬЮ ЭТОГО МЕСТА: ТВОИ КОСТИ БУДУТ ВОЗЛЕЖАТЬ В ЦЕНТРЕ КАК НАПОМИНАНИЕ ОБ ЭТОМ ПОСЛЕДНЕМ СЛАБОМ СОПРОТИВЛЕНИИ МОЕМУ ПРАВУ…
От вида такого поразительного зрелища воля Ульдиссиана ослабла. Быть может, лучше будет позволить всему этому произойти. В конце концов, если Инарий и в самом деле такой неодолимый, то Санктуарий и некоторые его жители выживут. Быть может, после смерти сына Диомеда даже эдиремов простят за отступничество.
Но едва Ульдиссиан начал сдаваться, как гигантский монумент, знаменующий победу Инария, начал трястись, словно началось новое землетрясение. Однако тряслось только строение, всё остальное не двигалось.
Вся конструкция сорвалась с места, полетела прямо в ангела и ударила его с гневом, который поразил Ульдиссиана. Вдруг он снова начал падать, но его падение завершилось в следующий миг, когда воздух под ним стал достаточно густым, чтобы удерживать его вес.
Только когда это случилось, мозги Ульдиссиана оправились достаточно, чтобы понять, что снова его люди пришли ему на выручку. Их не волновало, что Инарий может сделать с ними за это; они были готовы жить и умереть со своим лидером независимо от судьбы их мира.
Их готовность вполне могла стать реальностью, ибо как только невероятный снаряд эдиремов столкнулся с Инарием, он взорвался, и тысячи тысяч крошечных осколков полетели в Ульдиссиана и остальных, словно пущенные из пращи. Некоторые эдиремы полегли, убитые камнями или твёрдыми комками грязи, которые проломили им черепа или рёбра.
Ульдиссиан снова начал падать, но теперь его разум прояснился достаточно, чтобы замедлить падение. Его разум прояснился и для многого другого, ибо только теперь сын Диомеда осознал, что хотел сдаться не только в силу собственных размышлений, но и из-за хитроумного воздействия ангела на его мысли. Инарий исподтишка брал его страхи и искривлял их по своему усмотрению. Если бы не отчаянные усилия его последователей, Ульдиссиан добровольно бы согласился на свою собственную казнь.
Но теперь сдаться хотел он меньше всего. Отвращение к себе и проделкам ангела переполнило Ульдиссиана. Будет неважно, погибнет он или нет, если все остальные, кто верит в него, больше не будут страдать.
Он чувствовал, что внутри него курсирует сила, а достаточно ли её для свержения Инария, Ульдиссиана не волновало. Он сделает всё, что может, чтобы положить этому конец здесь и сейчас.
Если такое вообще было возможно.
Мятежный ангел увидел, как он приближается. Как и прежде, Инарий просто распростёр руки, видимо, приглашая смертного к себе. Ульдиссиан не заставил себя ждать.
Он почти дошёл до ангела, когда Инарий резко выбросил ладонь в печатке в сторону выскочки-человека. Самый воздух вокруг Ульдиссиана затрещал. Он почувствовал, словно тысяча крюков разрывает его кожу, его глаза…всего его.
Но если раньше такая мощь останавливала его, теперь она ничуть не задержала Ульдиссиана. Он продвигался вперёд, несмотря на пытку, которой подвергалось его тело, желая только одного – достичь крылатой фигуры.
Когда они столкнулись на этот раз, облака наверху разошлись и земля задрожала. Ульдиссиан боялся за эдиремов, но не смел отвлекаться. Он и Инарий завертелись в воздухе, и каждый направил на другого такую силу, которая обратила бы город Кеджан в руины. Однако как-то сыну Диомеда удавалось отразить ярость, которую направил на него его противник, точно так же, как и Инарий рассеивал все его атаки.
Они рухнули на Санктуарий, и удар вызвал новое поднятие земли и камня. Два титана образовали небольшую впадину в месте столкновения, впадину, которая расширялась по мере того, как они продолжали давить друг на друга.
Даже посреди мучительной битвы в Ульдиссиане росла надежда. Инарий не сдерживался, и всё же человеку как-то удавалось постоянно ему соответствовать. Ульдиссиан не задавался вопросом, каким чудом это вызвано, но сам факт использовал, чтобы подпитывать свою волю. Сейчас он оказывал Инарию ответное давление, всё время разя ангела первозданными силами, которые имелись внутри него.
Первозданными силами, которые внезапно заставили крылатого воина согнуться перед ним.
-Мир больше не твой!- повторил Ульдиссиан Инарию.- Избирать судьбу людей будут они сами, а не ты! Да, этот день будет памятен, но как день освобождения Санктуария от тебя!
НЕТ САНКТУАРИЯ БЕЗ МЕНЯ,- упорствовал Пророк.- В ПОБЕДЕ ИЛИ ПОРАЖЕНИИ.
Это был первый раз, когда Ульдиссиан услышал от Пророка что-то кроме абсолютной уверенности в своём успехе. Взбодрённый этим, Ульдиссиан ударил ангела, запустив их обоих в сторону Собора Света. Они упали на землю прямо перед сверкающей цитаделью, огромная расщелина образовалась от удара. Собор задрожал, и трещины образовались в его восхитительных стенах.
Поднялись крики, но они не имели никакого отношения к эдиремам, которые теперь были далеко. Немалый крик подняли служители Пророка, которые не принимали участия в сражении. К сюрпризу Ульдиссиана, здесь были также многие десятки паломников, многие из которых явно пришли из Кеджана.
Когда он и Инарий подняли друг друга, Ульдиссиан снова увидел перед собой златого юношу. Превращение отвлекло сына Диомеда – очевидно, именно этого и добивался Инарий. Изо рта ангела излетели не слова, но сверкающая серебряная сфера. Она увеличилась в размерах, обволокла Ульдиссиана и затем полностью поглотила его, после чего оторвала его от противника.
-Для тебя наступает конец,- провозгласил Пророк, одной рукой указывая на человека.- Ты испытаешь пустоту, гораздо худшую, чем может быть смерть.
Сфера начала уменьшаться.
Ульдиссиан приложил ладони к гладкой внутренней стенке своей тюрьмы. Он зашёл слишком далеко, чтобы позволить окончиться этому здесь. Его ладони вспыхнули и расплавили перегородку.
-Не может быть ничего хуже того, что я уже претерпел из-за тебя и Лилит,- прохрипел Ульдиссиан.- Вы вдвоём – вот кто стоит вечного проклятья!
Он поднял землю вокруг Инария и Собора. Те верующие, которые до сих пор не разбежались в панике, сделали это сейчас, когда шпиль Собора отломился и полетел вниз к мраморному входу. Огромные куски разбитого шпиля понеслись на ангела сзади; тонны земли и камня угрожали ему.
Но всё это Ульдиссиан предпринял как собственный отвлекающий манёвр. Инарий не боялся такого разрушения, с его-то способностями. Он отреагировал, как и ожидал человек: нетерпеливо махнул рукой, чтобы отразить то, что летело на него…и тем самым предоставил Ульдиссиану возможность снова достичь безумного небожителя.
Они налетели на разрушенный вход дрожащего здания. Каждый новый удар, который они наносили друг другу, погружал землю в больший хаос. В конце концов крыша Собора, которую больше не поддерживали разрушенные стены, провалилась.
Но даже после этого двое видели только друг друга. Пророк больше не заговаривал, и его форма превратилась в кошмарную смесь его смертного обличья и истинного вида. Он обрушивал на Ульдиссиана такую силу, которая, по мнению человека, тысячу раз должна была убить его, но сын Диомеда чудесным образом продолжал успешно сопротивляться ангелу.
И это стало приносить плоды. Атаки Инария, пусть и совсем ненамного, становились слабее. На этот раз это не было никакой уловкой – Ульдиссиан чувствовал это. Ангел допускал промахи. Было вполне вероятно, что он не устал, но теперь неуверенность изматывала его так же, как раньше она изматывала Ульдиссиана.
Затем Ульдиссиан нанёс Инарию удар, который повалил крылатую фигуру на обломки его некогда грандиозной обители. Ульдиссиан быстро прыгнул на Пророка сверху и начал бить его всеми силами, которые мог призвать из себя. Его удары были такими, что каждый из них сопровождался вспышкой молнии и трещинами в земле.
Он поднял кулак, овеянный чёрной аурой, кулак, которым он намеревался нанести последний удар,– и вдруг его внимание привлекло нечто, отличное от Инария. Ульдиссиан пытался игнорировать это, уверенный в том, что это просто ангел хочет снова отвлечь его.
Но затем слабый голос проник сквозь жар в его голове.
Голос Серентии…молящий его посмотреть на небо.
Он посмотрел – и в этот миг Инарий стал для него меньшим, чем пустое место. Вся их борьба, всё разрушение, все смерти, вызванные их распрей, – всё это утрачивало смысл.
Ибо небо теперь не казалось реальным; оно походило на огромную роспись гигантского пергамента. И самым невозможным было, что через пергамент проходил огромный разрыв,– небо буквально было порвано.
И через разрыв влетало поразительное, бесподобное облако восхитительных созданий, чья броня сверкала ярче солнца и чьи крылья создавали головокружительную гамму цветов, какую не отыщешь в смертном мире.
Войско Высшего Неба реяло над землёй.
Конец двадцатой главы
Только для ознакомительного чтения. Все права на книгу принадлежат её автору и компании Blizzard Entertainment.
Автор: Ричард Кнаак (перевод D@mmy)
Комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. Регистрация | Вход